вернись, я всё прощу!
Не бросай меня, я к этому не готов... я буду тебя на руках носить, а буду тебе поклоняться, я буду тебя боготворить. только теперь я понял, что мне без тебя хреново и жутко неудобно... ыыыыыыыыыыы... как же так получилось? вернииииииииииииииииииись!

читать дальшек чему я это?
утром обнаружил, что проебал! куда-то пропала подушечка? короче резиновая поебота, которая на наушник одевается и которую в ухо вставляешь, для наушника от Sony Ericssona, без неё ниразунеудобно слушать плеер-радио. может кто знает, где они могут продаваться ОТДЕЛЬНО, а то покупать новую гарнитуру, ради этой поеботы - жутко разорительно!

Поздравляю вас с 8-м марта!
Счастья вам, любви, весеннего настроения круглый год!

читать дальше

пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца-пицца, я тебя люблю!

освоение фотожопа, является для нас важнейшим из искусств!

там уже махыч идёт, а я ещё на работе...

Мечта пиромана
вэлкам до нашей хаты... есть чё?

посмотрел сегодня фильму с одноименным названием, ну ничего так, не жаль потраченного времени и денег, а некоторые моменты такие же жесткие, как в "Спасти рядового Райана".
мну понравилось!!!
потом, как обычно, полазили по стеночке на скалодроме... нормально день прошел!
завтра поеду покупать новый стульчик, а через неделю к новому стульчику новый комп и не надо меня прогружать про логику, я нелогичен в своих действиях, я крайне вменяем!

Товарищи офицеры, так большее пить низзя, вчера Родина была под защитой, но сегодня !!!АХТУНГ!!! Родина в опасности из-за полной небоеспособности л/с.
бля... как же мне плохо! подарили бы пиффка что ле, холодненького, я бы очень обрадовался! =\

РОЖДЕНИЕ

читать дальшеМария Александровна Ульянова, жена попечителя гимназий, сидела в глубоком кожаном кресле и вязала ползунки. В ея многоразовом чреве тяжко
переваливался готовый к выходу в свет младенец. "Наверное, девочка", подумала Мария Александровна, "А впрочем, какая разница? Девочка, мальчик... Приходят они в эту юдоль скорби, и каждый ведь с надеждами, каждый хочет правильно питаться, стать человеком. А это так непросто".
Мария Александровна отложила вязанье и выглянула на улицу. За окном хрустел снег: апрель выдался морозный. Вдруг резкая боль пронзила женщину.
Маша, захрипела она, обращаясь к прислуге, Маша, воды...
Маша бегом принесла ковш кваса.
Дура, воды... Отошли воды... Звони...
И Мария Александровна откинулась на подушки.
Служанка взбежала на чердак и принялась что было сил звонить в колокол. Веревка оборвалась и бедная женщина, негромко крякнув, выпала в слуховое окно на
подъехавшие сани. Это был единственный в Симбирске доктор ветеринар Кацюпа, ехавший усыплять взбесившегося козла протоиерея, который был в Симбирске проездом из Риги. Кацюпа, заслышав колокольный звон, пригляделся и приказал кучеру остановить. Ветеринар с трудом вытолкнул наружу свое тщедушное тело,
пошатываясь и дрожа вошел в дом, по пути ногой перевернув что-то шепчущую служанку.
Жить будет, - сказал он, не скрывая презрения к трудовому народу.
Войдя в покои, ветеринар высморкался.
Где? хрипло и сипло спросил он у притихшего Ильи Николаевича, мужа роженицы.
Там, в спальной она, воды отошли, сударь.
Шта-а-а? Где эта... С устатку, да с мороза? . .
Илья Николаевич быстро вынул из брючного кармана флягу и подмигнул ветеринару. Быстро выпили.
Вот так-то, сказал Кацюпа. кипяток есть?
Нету. Чай есть холодный.
Пойдет, взяв стакан, Кацюпа запил. Что, давно схватки?
Какие схватки? испугался Илья Николаевич.
Боевые, хэкнул Капюпа, вы что, сударь? Я про вашу жену говорю.
Ах да, Маша... Я ж говорю, воды отошли.
М-да? Ну дык наливайте еще, а то с мороза, руки занемели, еще вспорю не то что-нибудь, милейший, а это материя нежная, тут силой не возьмешь... М-да... Вот, третьего дня у купца первой гильдии Мохномырдина кошка проглотила собственный хвост, увлекшись игрой с дочкою купца, вот сударь, была потеха... Я и так, и этак, она, поганая, орет, царапается...
Из спальной донесся утробный звук.
Кацюпа осекся, посмотрел на безучастно привалившегося к косяку Илью Николаевича.
М-да, сказал ветеринар, ведите.
Вся семья столпилась у дверей спальной. Сначала не было слышно ни звука. Потом дом потряс детский крик, стук и мат ветеринара Кацюпы. Ветеринар
вышел, весь мокрый, щека его сочилась кровью и клок мяса свисал на плечо.
Мальчик, понимаешь, объявил он собравшимся, шустрый, собака, укусил и обоссал.

Итак, дети, с самых первых минут своей яркой и мужественной жизни Владимир Ильич проявил качества настоящего бойца за дело рабочего класса, мертвую хватку революционера. Гений родился.

В уездном городе Симбирске,
Прямоугольном, как кирпич,
Родился мальчик круглолобый
И звали мальчика Ильич.


ВОЛОДЯ И ОСА
Дедушка Ленин рос не по дням, а по ночам. Бывало, маменька уложит его в постельку, а к утру ножки из спинки торчат. Особенно, когда полная луна прямо на глазах менялся Володинька.
Когда исполнилось ему шесть лет, шесть месяцев и шесть дней, пошел он в огород играть. Поймал ящерку, хвост оторвал, ямку выкопал, хвост похоронил. Тут няня его кушать позвала. Вприпрыжку поскакал Вова в дом.
И тут, возле самой двери, его укусила оса, подосланная меньшевиками и лично, как его дьявола... ренегатом Каутским. Оса впрыснула в него лошадиную дозу яда и высосала из ранки добрую унцию крови, полный клюв набрала, гадюка.
Скривился Володинька и через минуту уже жевал вяленую медвежатину.
А оса тут же издохла, поделом ей, кровососке.

ПАПИНА ВИШНЯ
У папы Ленина была вишня, он её очень любил и поливал. Бывало встанет ночью, наберет в сенях из кадушки квасу, выпьет, да и польёт деревце от души.
Ну, вестимо, Володинька, детки, тоже деревце это обожал. Мыл его с мылом, ветки сухие отпиливал. А дерево щедро кормило юного Вову крупными красными ягодами.
Так оно все и шло, но вот папа пришел однажды вечером домой, уперся руками в стену и сказал:
Друзья мои, я опечален!
Пока дети стаскивали ему с ног прилипшие сапоги, а жена чесала в бороде, он рассказал, как разговаривал с ученым студентом в трактире.
У студента было видение и он поведал Илье Николаевичу, что сегодня в ночь будет лютый мороз.
Надо вишню спасать, устало говорил папа.
Сначала мама предложила высказаться детям.
Машутка считала, что надо печь выломать из полу и положить деревце на печку. Посмеялись старшие Ульяновы ведь печь-то в дверь не пройдет, широка больно.
Саша предложил дерево выкопать и в своей постели отогреть, а потом вкопать снова, когда морозы кончатся. Дима сказал, что ему вообще все деревья по банану. Ольга, пока ждала своей очереди, задремала.
Но папа смотрел на маму, а мама на Володю. Кудрявый пухлячок тогда встал и забавно прищурившись, сказал:
Мне кажется, что разумнее всего было поддерживать перманентную оптимальную температуру, создать, так сказать, благоприятную искусственную среду обитания этому милому деревцу.
Порадовались родители разумным словам подростка, а Саша отвернулся, и незаметно плюнул на лежавшую на столе Володину акварель.

Решение было принято, после недолгого совещания папа собрал в доме все спички, всю ветошь, все, что горит. И принялась семья за труд святой.
Сегодня, говорят, будет двадцать четыре с половиной по Цельсию, произнес папа, обливая поленья керосином из примуса. Володя с Сашей рубили очередную яблоню: дров нужно было много, на всю ночь.
Мы спасем вишню, глазенки мальчика Вовы блестели.
Папа по-доброму усмехнулся в бороду. Добрый все же у меня сынуля растет, подумал он, как он эти деревья любит, елы-палы... Вот, помню, студент этот рассказывал про Юрия Вашингтонова, что был царем в далекой Америке. Так тот тоже отличился насчет вишневого деревца. Славный паренек был.

Тут сгустились сумерки и плавно перешли в ночь. Ульяновы поняли, что до этого было легко. А вот сейчас, когда солнце закатилось за земной шар, будет трудно по-настоящему.
Началась суровая борьба за жизнь дерева. Дети старались. Когда всё-таки кончились заготовленные дрова, они быстро разломали заднюю стену соседского дома, деловито обложили бревнами вишню, а папа подпалил. Огонь взвился в небо. Стали падать птицы. Мария Александровна принялась собирать их в подол и уже через часок Ульяновы перекусили.

Ближе к утру пламя поутихло.
Папа подкинул в огонь несколько последних стульев и оглядев домочадцев, остановил взгляд на жене. Вышло солнышко, уставшие, но счастливые Ульяновы улыбались закопченными губами. Папа расчесывал бороду.
Мы спасли её!
Да!

А мороза, кстати, так и не было. Ведь в июле, дети, они так редки.


ПЕРВАЯ ОХОТА
В день, когда исполнилось Ильичу пятнадцать лет,
Папа подарил ему черный пистолет.
Сын, готовь оружие, утром мы пойдем
На охоту с дядьками и лису убьём.
Зайцев пучеглазых, птицы настреляем,
А потом добычу на шампурах зажарим.
И ровно в пять утра охотники вышли на тропу. Папины приятели пристав, судья, городской голова и ветеринар Кацюпа шли, весело шепчась. Ружья их несли специальные слуги Ванька, Федька и Абрашка.
Володя на ходу поглаживал пистолет, наводя его то на одного, то на другого слугу.
Барич, вы бы с энтим-то пооосторожнее, сказал Федька.
Заткнитесь, холоп! ответил Вова, как раз проходивший в гимназии средние века русской истории, молчать, а то собаками порву!
И, как следует разбежавшись, сорванец отвесил Федьке отменного пендаля.
Папины приятели мерзко захохотали и глянули на папу, которого тащили три специально выдрессированных собаки Белка, Стрелка и Бармалей. Вова знал, что папа выпил рано утром бутылку охотничьего настоя, перцовки, чтобы звери его не чуяли. Перцовка действует быстро и очень хорошо, но она отнимает уйму сил и папа сейчас крепко спал.
Ну вот и пришли, сказал ветеринар, беря у Ваньки свой мощный "зауэр". Тут же раздался выстрел и городской голова завертелся на месте юлой, судорожно сжимая в кулаке отстрелянный палец.
Дяденька, я не хотел, испуганно заверещал Володя, я по зайцу целил...
Тут он ощерился и пристав еле успел упасть на траву.
ЗАЯЦ! крикнул Володя, выпустив всю обойму в пенёк, за которым прятался ветеринар.
Пристав, белый как мел, пошел на восток. Ветеринар, перевязав культю городскому голове, отправился на запад, а голова, пойдя на юг, нашел овраг и залег на дно.
Володя, покосившись на громко храпящего папу, вытащил из-под него тяжелый штуцер...

К вечеру, сидя вокруг костра, друзья выпивали.
Перед их ногами были разложены охотничьи трофеи: зайцы, вальдшнепы, куропатки. Отдельно лежали окровавленные глаза это было всё, что осталось от ежа, убитого Володей в упор жаканами. Дуплетом.
Поймали также и живую лису Илья Николаевич споткнулся и упал с холма, придавив мирно спящую Патрикеевну прямо в норе.
Пристав, сменив повязку на голове, опустошил рюмку. Голова тихо ел зайца. Папа и Кацюпа набивали порохом гильзы, вовсю дымя трубками.
Вова, вдруг окликнул гуляющего в ночи тинейджера пристав, кажись лиса сейчас убежит, веревку перегрызла!
(Лису упросил связать Володя, она ему была нужна для опытов по пластической хирургии).
В ответ раздался глухой залп из обеих стволов.
Теперь не убежит, донесся звонкий мальчишеский смех.

Эх, барич... прошептал Ванька, булькая кровью.



ДЕВУШКА ДЕДУШКИ ЛЕНИНА
Когда Вове исполнилось 18 лет, папа подарил ему аттестат. Раскрыв его и водя пальцем по строчкам, Володя, шевеля губами, читал по слогам.
Везде были пятерки, но по логике новый молодой учитель поставил двойку. Ленин всхлипнул и побежал в гимназию.
Дорога проходила по берегу реки. Владимир остановился на пригорке, глядя вдаль. Полы его лапсердака развевались, волосы разметал вольный ветер, глаза горели. Тут оказался поблизости один подвыпивший художник, быстро сделавший эскиз. "Ну что ж, подумал он, из этого может получиться хорошая вещь на рупь с полтиной. Только вместо чекушки юноше нарисую книжку, да и харю надо подретушировать".
Володя заметил на реке бурлаков. Раньше он их не любил грязных, потных, сквернословящих, пьяных, заразных, тупых и злобных. Но сейчас, ощутив какую-то странную связь с будущим, он понял вот они, новые русские, и полюбил этих мощных мужчин, их крутые плечи, блестящие от пота животы, обтянутые черной кожей мускулистые бедра, вздрагивающие ягодицы...
А бурлаки, напрягая жилы, бурлачили.
"Вот она доля народная", подумал Ильич.
Он решил познакомиться с бурлаками, побеседовать с истинными пролетариями, узнать их чаяния и нужды, но смущался и не знал, как начать.
Некоторое время он шел вровень с ними по берегу, поплевывая в воду. Наконец он решился.
Эй, товарищи! крикнул он.
Бурлаки подняли головы.
"Что ж им сказать", лихорадочно думал Вова, "спросить надо что-нибудь! "
Парле ву франсе? крикнул он первое, что пришло в голову.
Ах, етит твою в дрободыхалку через три узды раскудрит в три креста душу мать твою так христа-бога в пень еловый твою за ногу ёклмн мать иху ети, сука бля! ответствовал ему пожилой бурлак.
Бля? повторил он вопросительно.
Ленин судорожно вспоминал французские слова. Наконец он просиял:
Achtung! Verboten! Karl-Marx-Schtadt!
Бурлаки пошли дальше. Через пять минут они обвязали веревки вокруг дерева и сели на песок, развязывая узелки с едой. Володя быстро подбежал к ним и заговорил. Речь его была блистательна, наполнена цитатами из Платона, Бетховена и Лобачевского, текла как Нил широко, привольно, изобиловала словами "менталитет", "консенсус" и "харизма"... Володя был великолепен.
Мужики громко чавкали. Наконец старый бурлак рыгнул, поднялся и сказал:
Иди-тко ты, сопля кудрявая, в жопу.
Затем он развернул Володю и огромной мозолистой ногой ударил того в анус.
От неожиданной мужской ласки старого бурлака всё в Володиньке затрепетало. Со слезами сопричастия он оглянулся:
Я вас никогда не забуду, дедушка! сказал он, потирая точку соприкосновения.
Сам ты дедушка, проворчал бурлак, Ленин.

В гимназии Володя быстро нашел преподавателя и спросил его:
Почему вы поставили мне в аттестат двойку по логике?
Потому, что вы, юноша, игуанодон.
Игуано кто?
Рыбоящер.
Но мой отец попечитель округа и инспектор!
А мой отец учитель логики, ответил учитель логики.
Володя вышел, плача. Он двигался по тропинке и плакал до тех пор, пока его взгляд не уперся в девичью грудь.
Навстречу ему шла Леночка Попкина-Жопкина, которая Ленину очень нравилась.
"Буду смелым" - тут же поклялся Владимир, сделал изящный пируэт вокруг девицы, которая томно стреляла глазками.
Здравствуйте, Лена, пропел он, хотите грецкий орех?
Ой, Володинька, сил нет, как хочу!
Ленин пошарил за пазухой и вынул остатки ореха.
Пардон, я съел уж всё, - покраснел он до корней волос, отчего те стали потихоньку выпадать, - лишь скорлупа осталась. Да и та..
Владимир не заметил, как перешел на шекспировский слог.
Ничего, кротко улыбнулась девушка, у меня зубы крепкие, вострые...
И, взяв скорлупу, она принялась задорно её грызть.
За разговорами они зашли далеко. Показались предместья. Толстая баба таскала из колодца воду, заголяя коричневые ляжки, увитые сочными синими венами. Володя и Лена сели на скамейку, помолчали.
Вы такая загадочная, взял девичью руку Ленин, прямо как сфинктер!
Хи-хи-хи, захихихикала Лена, а что это такое?
Это такое животное египетское. Старинное.
Какой вы умный, Володинька, придыхая, простонала Лена, это что-то!
Ну уж, полноте вам, побагровев от удовольствия, заскромничал Ильич.
Тут они услышали звуки баяна. Это старый сторож Сергеев подбирал аккорды к "Yesterday". Ленин тихонько спел:
Естердей, хабл-бабл дирижабль плей...
Лена улыбалась. Белые волосы её, в черных мелких кудряшках отливали старой бронзой. Грудь трепетно вздымалась, жемчужные капли пота скатывались по бархатистому животу, застывая в пыли темными катышками.
Хороша была Лена, чего там говорить. Ильич гулко сглотнул. Девушка задорно глянула на него и сказала:
Пойду, воды принесу, а то жарковато что-то.
Вова с интересом глядел, как девушка нагнулась над срубом колодца. Сторож Сергеев стал сбиваться с такта.
Вдруг трухлявые доски обломились, над срубом мелькнули кружевные розовые подвязки и Лена с пронзительным визгом рухнула вниз. Ударяясь головой об осклизлые зеленые бревна, она вошла в воду, опустилась на каменистое дно, да и померла.
Ильич и Сергеев подошли и всмотрелись в мутную жижу.
Лена, плакал Ильич, где же ты?
Да, гикнулась девка, констатировал факт сторож. Ходила ж, фря, такая вся гордая, блин нагад, а теперь чё? Во к чему приводит неосторожность и безответственность!

Ильич пришел домой таким расстроенным, что отказался от третьего.
А сторож Сергеев пошел в кабак и еще долго носились в воздухе обрывки его нового хита:
Я спросил у ясеня, где моя любимая...

КАЗАНСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
Ильич как-то поступил в университет. Преподаватели на него нахвалиться не могли и поэтому ругали. Но любили был он очень принципиальный молодой человек. Бывало, сидит на лекции, читает ренегата Каутского, плюется в знак несогласия, хмыкает в бороденку, да ка-а-к гаркнет:
Господин Петров! Не смейте списывать у господина Конева!
Тут, понятно, и Петрова и Конева к ректору, к стенке и давай журить. А Ленин ходит за спиной у ректора, пальцем перед собой помахивает и часто-часто повторяет:
Интеллигенция это не мозг нации, а её говно!
Проучился Ильич полгода. На одни пятерки: как придет зачет сдавать, сунет преподавателю пятерку и сдал.
Но вот нашелся один мучитель, который, кстати, Ильичу в Симбирске логику завалил. Ехидно улыбаясь, он пятерку ленинскую вчетверо сложил и Владимира по щекам ею отхлестал.
Назавтра в университете разгорелся бунт. Владимир стоял на трибуне весь красный, с перевязанными щеками, кричал про революцию. От жестоких побоев у него появилась картавость и прищуринки вокруг глаз.
Володя клеймил мучителей и прислужников, то и дело отхлебывая из графина какую-то жидкость едкого цвета. В конце концов преданные соратники отволокли его прочь, во мрак учебных помещений.

Студиозусы, раздраконенные Ильичом, разгромили кабинеты, изнасиловали двух уборщиц и гиену из жилого уголка, сожгли скелет из кабинета анатомии и подрисовали царю усы. Хотя они и так у него были.

За всё это дедушку Ленина жестоко наказали: выгнали из университета, несмотря на то, что он передал приставу, старинному другу дома, полный список бунтовщиков.

Ну хорошо, сказал Ильич, они хотели стриптиз, они получат стриптиз.


ЛАМПОЧКА ИЛЬИЧА
Сейчас даже в самой захолустной провинции, в медвежьем углу, у черта на куличках, на болоте и то есть маленькое чудо, живая колба, наполненная ярким солнечным светом.
Глядя на загадочно висящую на бечевке стекляную загогулину, какой-нибудь заскорузлый мужик-декханин, всю жизнь свою ловивший волков и сеющий белоус в зауральских болотах, думает об изобретателе этого архиважного приспособления и одобрительно улыбается.
А лампочка Ильича появилась так.
В окрестностях Шушенского рыбы было много. Ильич, бывало, когда солнышко размаривало и не было особой охоты цеплять на крюк червя, вытаскивал из походной торбы сачок для ловли бабочек, и пару раз мощно загребнув ледяную прозрачную воду, выбрасывал на снег плещущуюся живым серебром дичь. И налимы, и жирная чехонь, и рыбец с подлещиком, и таранька и вобла к пиву, и лосось-форель и камбала-бычки, и сайра-шмайра, и сельдь иваси водились там. Иногда попадались сиг и шпроты, а один раз Ленин поймал рыбу ледяную (Aiskriminus Bonus).
В этот раз Ильичу и сачком было лень ловить рыбу. Он лежал на оттаявшей зеленой траве-мураве, жевал стебелек беладонны и задумчиво спал.
Где-то за холмом орали мальчишки, играя в свои жестокие игры, в небе проплывали кучевые и перистые облака, дочь мельника в краповом сарафане несла от колодца пышущий жаром-паром самовар.
Ильич слышал, как где-то высоко низко жужжала муха, описывая правильные круги над ним.
Вдруг чуткое ухо ссыльнопоселенца уловило мимолетный звук. Ильич повернул шар головы и увидел, как из водной глади глядит на него невиданная доселе рыба. Из лица её торчал острый костяной нос.
Оценив ситуацию, бывший помощник присяжного поверенного не растерялся, и схватив ружьё, которое всегда носил с собой на случай встречи со злыми зайцами, дал дуплетом по странной рыбе.
Однако урод-долгонос увернулся и выпрыгнул на берег. Быстро перебирая рудиментарными лапками, он побежал к неудачливому стрелку. Тот
мигом развернулся и бросился бежать. Рыба летела за ним, растопырив крошечные атавистические крылышки, перепончатые и слюдяно блестящие.

"Ну вот, пришел мне... ", не успел додумать бегущий Ильич, со всего ходу наступив на брошенные в высоком барбарисе грабки. Сухой резкий стук всего на долю секунды опередил мягкий удар упавшего жирного тела. Но и рыба, набравшая фантастическую по тем временам скорость, врезалась в праздношатающегося по лугам владельца села Шушенского Константина Надеждовича Крупского.

Крупский, отставной козы барабанщик и истинный художник-передвижник, после ранения упал и больше никогда уже и не поднялся. Вы можете видеть мемориал, посвящен-ный его памяти, на левом берегу Дона. Собственно, Ильичу была глубоко безразлична участь этого жалкого никчемного человека, тем более что родственником он был хреновым.

Честно говоря, он был полным мудаком. Бывало, сидят они на полках, в жарко натопленной бане, Ильич в шапке-ушанке, в маске омоновской, еле дышит, пот на лету испаряется паром, а Крупский ногой покачивает, посматривает на Ильича, да как плеснет помоев ведро на камни раскаленные...
Ленин в дверь попасть не может, а зловредный змеегор усмехается:
Не любите вы, городские, ароматов деревенских...

Тем временем рыба, сердито фыркая, вновь ринулась на вождя. Ильич, жутко картавя, матерясь, бросился к своей избе, путаясь в руках.
Он не оглядывался.
Изба приближалась. Ильич сквозь мутный пот, текущий с лысины, рассмотрел дверь и вымученно улыбнулся: ЧИЧАС!
Тут дверь открылась и в проеме возникло белое рыхлое тело Надежды Константиновны. Она оперлась одной рукой в косяк, а другой в бок и открыла было рот, дабы упрекнуть Ильича в долгом отсутствии, но тут влекомый первобытным страхом перед жуткой рыбой, Ленин нанес ей такой прямой в лоб, что Наденька, не меняя позы, пролетела сквозь сени, подобно скорому поезду "Красная Стрела" и упала аккурат в открытый лаз погреба. Ильич же, сделав пируэт на правой ноге, захлопнул дверь и накинул засов. Тут же зазубренный костяной шнобель рыбы проткнул
толстую дубово-кедровую дверь. Ленин внезапно вспомнил рассказ про носорога и схватив бейсбольную биту, загнул окаянный отросток лихим ударом.
Так-то, батенька, сказал он, диалектика-с.

Тут сзади него раздался тягучий стон. Ильич испуганно повернулся и заорал, застыв столбом в шоке: на него надвигался мерзопакостнейший монстр, в слизи, в какой-то зеленой щетине, от него нечеловечески пахло, он тянул окровавленные лапы... Ильич зажмурился и плашмя упал на пол.

Очнулся он через полчаса оттого, что кто-то лил ему в глотку неразбавленный спирт. Заглотив последние двести граммов, Ленин разлепил веки и чуть не склеил лапти: над ним сидел давешний монстр, горько плача.
Что ж, Вова, жену свою родную не узнал... Ых-хы-хы...
Да, это была Надконстантиновна, в грибах и укропе, в варенье и копченой грудинке.
Вскоре обиды улеглись и супруги весело хохотали над случившимся.
Ильич долго разглядывал костяной нос и схватил его рукою. Его отбросило в стену напротив. В воздухе летали синие искры. Пахло озоном.
Надя, вдруг оживился Ильич, принеси-ка, белочка, лампочку на 220, помнишь, я в сельпо покупал.
Через десять минут нехитрое жилье Ульяновых ярко освещалось огромной лампой.
Туши лучины, Надя! Это прорыв!
Вот так Ленин изобрел лампочку Ильича.

И теперь любой папуас, торопясь в родную юрту, гоня оленя сквозь самум, знает, что ждет его дома жбан плова, сациви и миниатюрное солнце, лампочка Ильича.


НОВЫЙ ГОД В ШУШЕНСКОМ
Днем, 31-го декабря по старому стилю Ильич стоял на лыжах. Он был одет в соболью шубу и горностаевые унты, за плечом висел винчестер, на поясе были приторочены кольт сорок пятого калибра, штык-нож от АКМ и пара бомб. Ленин собрался набить дичи к новогоднему столу. Перезвездившись, он с Марксом поехал.
Из окна ему махала Надинька.
На давно примеченной поляне Ильич замер. Собак у него не было.
Ленин их не любил. Впрочем, они его тоже. Единственный его охотничий кот, четырехлетний полосатый камышак, подарок деда Ендрипея, пошел на поиски светлой любви и не вернулся.
Ильич пригляделся: из дыры в снегу шел пар. БЕРЛОГА! Ильич вспомнил рассказы старых охотников об опасности процесса побудки медведя.
Ну что же, сказал Ленин вялой белке, лущившей шишки на ветке кедра, осторожность, осторожность и еще раз осторожность!
Он одну за другой бросил в парящую дыру обе бомбы и залег. Мощный взрыв выбросил косолапого вверх. Зацепившись когтями за верхушку
сосны, он повис, качаясь подобно простреленной мишени. Ильич молниеносно выхватил из ягдташа пилу и перепилил столетнее дерево. Падая,
оно пришибло вылезшего из норы поссать барсука, к сожалению, малосъедобного.
Ну что, господин Каутский, спросил Ильич, разряжая в барсука винчестер, пораскиньте-ка мозгами, кто есть ху?
Затем, рассовав по карманам останки медведя, он пошел домой, весело насвистывая "Реквием".
Надюша встретила его в игривом кружевном фартуке на голое тело.
До чего же тупорылая прислуга, пожаловалась она дедушке Ленину, не могут кокосовые орехи открыть!
Ничего, родная, сказал Ильич, вываливая в кадку медведя, научатся, суки, когда время придет. Он оглядел заваленные продуктами сени.
Это пейзане принесли в дар, пояснила Крупская.
Опять новую яму под отбросы копать, скривился Ильич.
Да, все не сожрать, согласилась Надя, удаляясь в дом.
Ильич сел на завалинку, свернул цигарку и задымил.

СТОП! скажет искушенный читатель: Ленин не курил!
Да, он не курил табак. Еще с двухлетнего возраста, под влиянием нанятого для колки дров отставного моряка с брига "Андроген" Бахыта Ширпырбаева Володя приучился ежедневно выкуривать по фунту марихуанны.

Смеркалось.
Ильич, полураздетый, стоял враскоряку над тазом и брился. До прихода гостей оставался час. Налюша заканчивала последние приготовления,
вываривая в чане кости свиных трупов. Прислуга девочка одиннадцати лет, тупая и грязная, доскабливала пол. Вдруг она, не вставая с карачек,
подошла к Ленину.
Барин, а барин, спросила она, ковыряя длинным когтистым пальцем в носу, а до Солнца далеко?
Далеко, ответил Ильич не разжимая губы: с опасной бритвой шутки плохи.
Дальше, чем до Луны? не унималась девочка, засунув палец другой руки в ухо.
Дальше, свирипея, ответил Ленин.
Барин, а барин, а до Луны далеко? поинтересовалась любознательная девочка.
Очень, очень далеко, зловеще прошипел Ильич, вогнал бритву наполовину в бревенчатую стену избы, схватил девушку за твердые ягодицы и пнул ногой, обутой в подкованный сталью тупорылый американский ботинок. Шваркнувшись об косяк головой, девочка быстро шмыгнула на улицу.
Какой великий гуманист, глыба, сказала восторженно Надежда Константиновна, а другой бы бритвой по глазам!

Через час гости в полном составе сидели за столом.
Пристав, привстав, поднял бокал "Вдовы Клико" за здравие царя-батюшки.
"Тост противоречит моим идеалам", подумал Ильич, "да хер с ними, с идеалами". И одним махом осушил фужер.
Толстая попадья, охмелев, бросала игривые взгляды на лысину Владимира Ильича. Гости были уже изрядно пьяны. Наденька пела "Чижика-пыжика", каждый раз сбиваясь на "Интернационал" и кокетливо смущаясь.
Ильич почувствовал тяжесть в паху. То попадья навалилась на него.
Было ясно, что бедную женщину необходимо проводить на улицу.

Черт, черт, черт! сказал Ильич, стоя в одних кальсонах на снегу, здесь архипрохладно!
У-упс, произнесла попадья, цепляясь за кальсоны Ильича и обдирая их, как капустные листья.
Вот что, предложил Ленин. пойдемте, погреемся в нашей баньке, в дурака поиграем, в догонялки и в крысу.
И уволок несчастную.

Наутро Надюшенька, всюду ища Владимира Ильича, забрела в баню.
Вау, только и смогла сказать она.
За столом, абсолютно голый, с карандашом в руке сидел Ильич, яростно черкая. На безмолвный вопрос он ответил:
Наденька, практически всю ночь я писал десятую главу "Материализма и эмпириокритицизма".
Вова, ты не щадишь себя, умилилась Надежда Константиновна.

А на камельках, заваленая грудой теплых камней, похрюкивала попадья.

САГА О БУКОВКАХ
Когда ситуация стала критической и весы истории качнулись в сторону реакции, потребовалось дедушке Ленину выпустить несколько листовок и, не к ночи будет сказано, прокламаций. Но в Москве не было ксерокса и Ленин поехал в Ленинград, к товарищу Файману. У Файмана был "Cannon". На случай отсутствия пробок, Ильич прихватил с собой и обычного типографского шрифта.
Файман жил в Ленинграде на Ленинском проспекте, станция метро Ленинская Ленинградского метрополитена имени Ленина. Ильич быстро нашел искомый дом. Встретили его радушно и по-свойски.
Распаковав по приезде чемодан, он обнаружил, что у него пять пудов буковок "ять". Ильич долго и затейливо матерился, но нашел-таки выход: надо почаще ставить эту буковку для конспирации.
В первый же день Ленин написал воззвание:
Ленинградцы! Дети мои!
Так жить нельзя, ять!
Эксплуататоры эксплуатируют, ять, посему надо
экспроприировать экспроприаторов, ять!
Смело, товарищи, в бога душу мать, ять!
Ять, ять, ять!
Листовка имела фуррор.
Ленин жил у Файманов, по ночам печатая на установленном в подвале портативном печатном станке (они так и не смогли перевести инструкцию для ксерокса) прокламации.
У Файманов была дочка, Циля её звали, рыжая и юркая была.
Однажды Ильич сидел на табурете с подпиленными ножками и дыркой для задницы и тачал валенки: он пришивал к подошвам коровьи копыта, чтобы легче было переходить границы.
Циля тем временем кипятила для дедушки Ленина молоко в крынке.
В подвале мерно ухал станок.
Внезапно Ленин сделал стойку: метрах в пятидесяти вниз по улице бежала толпа жандармов. Вдруг они резко повернули к дому Файманов.
Обнажив шашки, неслись они аки звери лесные.
Ленин не мешкал.
Он барсом прыгнул в подвал, поджег газеты, взорвал станок, потом выбросил мешок со шрифтом в унитаз, смыл, сел опять на табурет, засунул валенок под стол, схватил бутсы и машинально стал прибивать их к цементному полу стопятидесятимиллимитровыми гвоздями.
Ворвались сатрапы.
Стоять! Лежать! Что? Где? Когда? Ты Ульянов?
Не ты, а вы!
Я? ! Ах ты сука! и жандарм, огромный казак с желтыми усами, ударил Ильича каблуком в нос.
Да, я Ульянов, гордо сказал Ленин, втягивая с ненавистью кровавую юшку, ну и чё? Чем обязан?
Тут в дверь вошел жандармский полковник.
Ну-с, господин Ульянов, он же Ильин, он же Бланк, он же Ленин, он же Копченый, он же Лысый, он же Шишок, а также Гудок где подпольная типография?
Я, начальник, в натуре не шарю, чё ты клеишь? 58-ю прим?
Жандарм-казак, до этого спокойно чистящий шашкой ногти, грозно рявкнул:
Карбонарий!
Я законопослушный обыватель!
В конце концов Ильича провели в подвал. Горелая бумага порхала вокруг, закоптелые стены потрескались, какие-то дымящиеся обломки валялись на полу.
Что э т о? спросил полковник.
Это я тут провожу химические опыты, господин полковник, пытаюсь создать горчичный газ.
Это для горчичников? спросил жандарм-казак.
Ах-ха, тонко усмехнулся Ильич, для горчичников и для горчицы.
(Горчичный газ ему заказал коллега-японец с густой бородой).
А это кто?
Ленин пошатнулся: впресованный в стену взрывом, на него смотрел бюст Карла Маркса, белый, покрытый курчавыми жесткими волосами, с кроваво-красными сосками.
"И в огне не горит, и так далее", подумал гордо Ленин и ответил:
А это мой друг, Бонч-Бруевич.
Простите, но для чего вы его м-мм... бюст установили здесь?
Ну, понимаете, у нас с ним... Он мне так близок... У нас особые отношения...
Жандармы сплюнули.
На кухне один из них задержался возле стола. И тут Ильич с ужасом вспомнил, что килограмм шрифта сох на столе. Он ждал торжествующего животно-грубого нутряного гогота жандармов. Но унтер дотронулся к прибитой к полу бутсе и вопросительно посмотрел на Ильича.
Это я в футбол играю. Знаете Пеле, Роналдо-Зубастик, Илюха Цымбаларь, блин.
Жандарм вдруг заметил Цилю. Гнусное, похотливое мурло проступило из ряшки сатрапа. Тяжелый липкий бычий взгляд обволок девичью грудь.
Унтер протянул к Циле лапищу, поросшую костяными ногтями:
Гы-гы, дэвушка, иди сюда...
Циля пукнула, отрыгнула, харкнула в кулак и вытерла об живот.
Жанжарм с проклятьями убежал прочь.
Долго смеялись дедушка Ленин и Циля после ухода незадачливых опричников. От всех треволнений у Ильича пересохла глотка. Он схватил крынку с молоком и стал жадно хлебать.
Через пять секунд лицо его стало цвета спелой вишни, он перестал дышать и начал перхать. Циля принялась колотить его по спине скалкой.
Изо рта Ильича вместе с клейкой слюною вылетали буковки. Отторгнув последнюю, вождь ласково спросил:
Циля, зачем ты в молоко буковок накидала, деточка?
Для конспирации, товарищ Ленин... ой! товарищ Крупский!
Ага! Проговорилась! радостно потирая руки вскричал Ильич, попалась, гадина!
И, схватив половник, отпестрил Цилю, как последнюю собаку.

Когда папа Файман вернулся с завода, он тоже прошелся по дочке своими говнодавами. А после они с Ильичом пили пиво и играли в секу на партийные бабки.
Циля плакала и вынашивала планы мести.

Она выросла, изменила имя. Стала Фаней. Вышла замуж за инженера Каплана. Отомстила она дедушке Ленину... Но это, детки, совсем-таки другая история.

ЭКСПРОПРИАЦИЯ ЭКСПРОПРИАТОРОВ
Когда Ильич устроился в Петербурге помощником присяжного поверенного, чудесный грузин товарищ Джугашвили, отравлялся опиумом в духовной семинарии славного города Тифлиса.
Когда же Ильич принялся в пятом году запускать в Рассею "Искру", Сталин уже сделал пару ходок и добывал ассигнации, которые и пересылал Ильичу на правое дело.
У Сталина была своя ячейка, здоровые революционные парни, бородатые, с пистолями и кинжалами, был опыт. Но после множества удачных экспроприаций случился однажды такой казус, о котором не знают не историки, ни писатели.
Это было в 1907 году, когда оголтелые прислужники царизма из охранки особенно сгустили тучи реакции.
Сталин с двумя хлопцами мчался в пролетке, сжимая между коленями кожаный баул со ста тыщами. Сзади, высекая искры из булыжников, скакали казаки, оглушительно свища и очень страшно вращая шашками. Наперерез из переулков бежали городовые, то и дело становясь на колено и стреляя из наганов.
Шена модедхан, злобно шептал Сталин, чучхиани прочи! Дзыхнера! Га-махлэбуло, дзыхнериани чатлахи! Хлэ!
Что в переводе звучит так: был бы сейчас с нами товарищ Ленин, мы бы им показали!
Кони не подвели, и экспроприаторы чудом ускользнули из ежовых рукавиц охранки.
Вечером, лежа на колючем сене, покуривая трубочку и глядя в пляшущее пламя, Сталин написал Ленину письмо.

Эмиграция, Ленину.
Здравствуй дорогой! Как здоровье, как жена! Мозг не беспокоит уже?
Я живу хорошо чего и вам желаю. Погода у нас хорошая, только вчера брали банк и чуть на кичу не впарились. Гоги руку попало.
Взяли сто, но тут есть some problem. Народ говорит, что ты, Ильич, ссышь. Пахан, говорят, а у хозяина не был, на дело не ходил...
Ведь люди не всегда адекватно воспринимают то, что является абсолютно необходимым, но неэффектным. Таковы реалии. И, в натуре, люди обижаются и уходят к Ваське Питерскому. Там и хабар круче.
Засим прощаюсь с наилучшими пожеланиями вам и супружнице вашей,
чудесный грузин ИС 2

Сидя у окна, Ильич прочел письмишко, добродушно посмеиваясь. В душе его, боевой и смелой, давно уже созрело желание поехать в Россию, к браткам, встряхнуться, ну и проверить заодно, сколько они утаивают от партийной кассы после каждой акции.
Ильич отодвинул диван, приподнял кусок паркета и вынул из тайника промасленный сверток. Один за одним на свет появились устрашающего вида длинноствольный морской кольт, шашка, маузер, две наступательные гранаты, прибор ночного видения, маленький дамский браунинг, рогатка и зазубренный почерневший от крови тесак. Он по-детски заливисто засмеялся и принялся набивать добром рюкзак. Когда все было на месте, билет на поезд в кармане, и Ильич уже было занес ногу над порогом, сзади раздался гулкий голос:
Ты ж обещал... Ты какие клятвы давал...
Надя!
А шо Надя! ? Ты ж говорил: все, завязал я с мокрухой, а щас?
Надо, любовь моя, надо взбодрить народные массы личным примером, да и засиделся я в девках, так сказать...

И Ленин поехал на вокзал за билетами. Взяв первый класс, он за трое суток с комфортом добрался до Гельсингфорса. Выйдя на берег Финского залива и вспоминая былое, Ильич с шумом втянул морозный воздух широкими твердыми ноздрями:
Чую, чую русский дух!
Дык барин, я не нарочно стал оправдываться хилый мужичонка в ушанке, мамалыгу с горохом ел вчерась, вот она и дает знать-то.
Фи, сморщился Ильич, пес смердячий!
И наотмашь врезал дубовой тростью по грязной харе.

В Петербург Ленин приехал в вагоне третьего класса, вонючий. Замаскировался он изумительно: товарищ Артем Тарасов, встречавший его на перроне Финляндского вокзала, в течении десяти минут не мог признать в дурно пахнущем мочой и блевотиной, с прилипшей к нижней губе самокруткой, в драном лапсердаке и в лаптях вождя мирового пролетариата и все колошматил его по харе купленной в привокзальном буфете сельдью каспийской обезглавленной.
Наконец он удостоверился, что это все-таки Ленин. Сильно в этом помог мандат number one РСДРП, предъявленный голодранцем.
Добро пожаловать, товарищ Ильин. Меня зовут товарищ Артем.
Говно вы, а не товарищ! Продержали, блин, на сквозняке, вся морда в чешуе, а у меня оти... ости... остохондра... Тьфу, ненавижу докторишек!
И Ленин, поминутно чихая и кашляя, припадая на левую ногу и почесываясь побрел за провожатым.
Приехали они на извозчике и прямо в номера братьев Андреевых.
Там, в изувеченном клоповьими трупами кабинете ждал Сталин.
Вах, генацвале! Проходи, гостем будешь!
И Сталин, усадив Ленина за богато накрытый стол, протянул Ильичу страшных размеров рог, наполненный кроваво-красной жидкостью.
Я не пью, язва, болен я, товарищи. . стал было отнекиваться Ульянов-Ленин, но сидевшие вместе со Сталиным лица кавказской национальности столь мощно возмутились, что Ленин горестно выдохнул и одним махом засадил два литра вина.
Ты, Выладимыр, хозяев не обижай, да? мрачно сказал Сталин, у нас, в Грузии, за такое знаешь что? Кынжал в пузо!
Все весело захохотали.
Прошло полчаса.
Ленин, выпивший около ведра крепкого вина, спал, стоя в дверях туалета, прислонившись головой к косяку.

Наутро Ильич чуть не подох.
Он двумя руками разлепил правый глаз и увидал, как бодрый Сталин чистит маузер.
Вставай, дорогой, на святое дело идем деньги для революции брать, засмеялся он, глядя, как Ильич блюет, не вставая с кровати, а вечером снова посидим, как люди!
Это вызвало новый, самый ожесточенный приступ рвоты Ильича.

Через час они шли по Невскому, блистая глазами: Сталин, в новой кацавейке, двое его друзей с неопределенными лицами, Ильич с докторским саквояжем и ручной дрессированный лемур Ричи.
Встав в подворотне напротив банка, революционеры пристально глядели вперед.
А в банке шла своя, таинственная финансовая жизнь. Тудой-сюдой сновали инкассаторы, входили и выходили важные персоны, дамы в горжетках из горностаев и господа, пахнущие вежеталем все эти враги народа.
Сталин вынул изо рта трубку и сказал:
Пора-кх-кх-кх...
Ильич пошел вперед. Ничем не напоминая вчерашнего гопника, он шел, вальяжно подрагивая ягодицами, держа в руке превусловутый докторский саквояж и насвистывая "Варшавянку".
В дверях, предупредительно распахнутых швейцаром, он огляделся и направился прямиком к стойке.
Мне баксы махнуть.
Считая две десятидолларовые купюры, Ленин осматривался по сторонам. Мастерство его не пропьешь. Через пару минут он знал все секреты.
Ильич показал ожидающей операционистке белесый язык и подошел к первой попавшейся кассе, сказав:
Мне бы хотелось разместить у вас некоторую сумму денег. Американских. Золотом.
И он вытащил из саквояжа холщовый мешочек с двумя фунтами золотых долларов. Тут же прибежал управляющий, принялся обхаживать Ильича, девушки с чашами дымящегося кофе сновали вокруг. Ленин отдал мешочек кому надо, подписался в паре мест и сказал:
По идейным соображениям я не желаю, чтобы банк выплачивал мне проценты по депозиту. Не надо! Храните вечно и себе на радость. Но хочу я сам разместить мои доллары, добытые нелегким трудом, ибо с детства у меня есть мечта побывать в самом главном хранилище, где золотые и серебряные слитки лежат навалом и никому нафиг не нужны.
Его провели в хранилище.

Прошло три четверти часа. Друзья стояли в подворотне и, попивая бурый портвейн, ждали Ильича. Тот не заставил ждать себя и подбежал, звеня каблуками, бодрый, живой.
Так, я все сделал, сейчас будет круто!
Смотри, Ильич, хмуро сказал Сталин, растягивая слова, тебя за язык никто не тянул, твои это слова, ты за них и ответишь.
Но тут из дверей банка, сметая припаркованные кареты, вылился мощный поток людей клерков и клиентов, кашляющих, вполголоса матерящихся. Почтенные матроны неслись сломя головы, задрав юбки.
Ну ты орел, Ильич, восхитился Джугашвили, что это там такое, яд?
Пошли, сам увидишь, джигит.
Бандиты медленно вошли в опустевшее здание банка. Сначала никто ничего не понял, но через пяток секунд закаленные, бастурмой вскормленные горцы ринулись прочь, не в силах даже ругаться.
Гамахлэбуло, шэна... начал Сталин и задохнулся. Очнулся он от омерзения Ильич делал ему дыхание рот в рот.
Ничего особенного, сказал Ильич, утеревшись галстуком, в саквояже, кроме рыжья, были пятеро молодых, голодных напуганных скунсов.
Я-то ладно, зарычал Сталин, я чувак волевой, стальной. Мне воняет я выдержу. А вот ты, мама твоя, как ты дышишь?
Да у меня хронический насморк! весело расхохотался Ильич, в детстве меня клюнула в нос кукушка из часов фирмы "Буре", и с тех пор мир запахов для меня безвозвратно утерян.
Могла бы и просто в голову клюнуть, проворчал Сталин, весь зеленый и потный. Для него мир запахов существовал в полной, высшей мере.
В голову меня лягнула корова, когда в деревне я однажды решил подоить. Дергал за эту штуку, а она...
Достаточно. Пора, Ильич, кумар уходит.
Они вбежали в хранилище и принялись лихорадочно таскать мешки с ассигнациями к выходу. Там их подхватывали продышавшиеся абреки и грузили на арбы.
Наконец весь транспорт был использован.
Коллеги взяли по мешку золотых слитков и спокойно вышли на улицу. Через пять минут они уже сидели в превусловутом номере.
Ну что, Ленин, сейчас-то отказываться не будешь? спросил Сталин, подавая Ильичу мех с вином.
Ильич молча выпил. Тут с улицы раздался истошный крик разносчика газет:
Денежная реформа в России! В обращении вводятся новые деньги! "Петербуржские ведомости" с иллюстрациями новых денег! Пять копеек! Пять копеек!
Ильич высунулся в окно (благо, номер был на первом этаже) и позвал мальчишку:
Эй, пацан, давай газету.
Мальчик доверчиво отдал свежий номер. Ильич сел в кресло и развернул "Ведомости"
А денги, барин, наивно спросил продавец газет.
Дэньги? спросил Сталин, показавшись в окне, иды сюда, я дам тэбэ дэнги. Иды ко мнэ, малчик...
Козлы, по-взрослому сказал пацан, масоны.
И дал стрекоча.
Иосиф, прошипел Ленин, все наши деньги завтра станут недействительными. Посмотри, какие гадкие бумажки вводят в обращение.
На размытом отпечатке были изображены странного вида банкноты, на каждом из которых был изображен какой-то гнусный лысый мужик с бычьей шеей.
Наверно, это граф Витте, предположил Сталин.
Деньги наши НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНЫ!
Зато золото ДЕЙСТВИТЕЛЬНО!
И, немного успокоившись, подельники откупорили столовое вино 21.

И только позже, гораздо позже, через два дня, они узнали, что управляющий банком оказался мерзавец и растратчик, проиграл в штосс 400 казенных тыщ и давно подменил золотые слитки свинцовыми позолоченными.

Ильич уехал в Женеву и в тот же день Сталина арестовали.

ЛЕНИН В ТЮРЬМЕ
Однажды посадили прихвостни дедушку Ленина в острог. Тогда по этому поводу ходила среди питерских рабочих песня, уж не знаю, кто ее сочинил...
Судили быстро и жестоко,
И прокурор вышак мотал,
Но адвокат уперся рогом
И прокурор полгода дал.
Сидит Ильич в камере-одиночке, в кресле-качалке раскачивается, перышком страусиным меж зубов почесывает и покрикивает:
Сатрапы! Изверги! Хлеба мне! Молока!
А надзиратели издеваются, обед приносят: кулебяку двенадцатислойную, икорку, тарелку ракового супа, селянку из почек с двумя расстегаями, ботвинью с релорыбицей да осетриной, мозги костяные в черном масле и бутылку "Dom Perignon".
Ну ладно, сказал Ильич, наелся и голодовку объявил.
Дескать, пока хлеба с молоком не будет, есть не стану. Делать нечего, принесли ему
хлеба каравай и молока литровку.

Сидит Ленин, ждет. Как поутихло, он их мякиша хлебного чернильницу слепил, молока плеснул, и на порнографических открытках принялся быстро-быстро писать.
Как заглянет надзиратель, Ильич чернильницу быстренько ам!
И сидит, улыбается.
Надзиратель опять, только в дверь Ленин снова: ам!
И сидит, улыбается, в кресле покачивается.
Однажды тюремщики решили все же подловить Ильича. Его никогда на прогулку не выводили, а тут решили прогулять.
"Ох, неспроста выгуливают", думал Ленин.
Войдя в камеру, он заметил ногу.
"Ага! " подумал Ильич, поднял кресло-качалку, да ка-ак врежет по ноге! Надзиратель ползком из камеры выбрался, а Ульянов ему вслед:
Пошел на хер, пошел на хер и еще раз пошел на хер!

Так полгода и пролетели в боях и трудах.
Встретила его у ворот Надежда Константиновна, домой отвела. А там пельмени, два тридцать пачка. Сел Ленин за стол и вдруг как начал из пельменей чернильницы лепить! Лепит и глотает, лепит и глотает!
Да, прошептала Крупская, измучили тебя, Вова, гада-палачи.
Да уж, с набитым ртом сказал Ленин, чего испытал, чего пережил даже чернильницы на киче хавал. Вот, и он проглотил еще одну.

Настоящую.

ЛЕНИН ИДЕТ В ФИНЛЯНДИЮ
Летят самолеты, плывут пароходы, а Ленин идет по льду Финского залива. С ним идут двое товарищей финн Ухогорлоносен и коряк Буба.
Идут они между полыньей и трещиной, между разломом и обломом, Ленин их сзади прикрывает. Вот треснул лед и коряк Буба провалился.
Тут же он мужественно закричал:
Не подходите! Ухо, береги Ильича! Считайте меня коммунистом!
И, чтоб не подвергать жизнь любимого вождя опасности, коряк самозатопился.
Плачут финн с Ильичом. Слезы коркой мерзнут на лицах. Мороз крепчает. Финн останавливается и начинает снимать с себя шубу.
Что вы делаете, кричит Ленин, немедленно прекратите безобразие! Мороз сорок градусов.
Вот именно, товарищ Ленин, вот именно! Вы можете замерзнуть! Наденьте мою шубу!
Вы с ума сошли, негодует Ильич, да никогда! Что б я с живого человека шубу снял? !
Вместо ответа финн сует себе в ухо кольт сорок пятого калибра и стреляет. Осколки черепа и мозга разлетаются далеко вокруг. Ленин встает рядом с трупом на колени и горько воет.
Какой души человек был, всхлипывает наконец Ильич, раздевая труп, даже шубу не испачкал.

К вечеру Ильич дошел. Хозяева, простые чухонские крестьяне, радостно приняли его, отведя для жилья третий этаж своего тюдоровского особняка. Ленин так устал, что сразу заснул.
Пробудившись, он вспомнил, что не поел. Ильич был зверски, зверски голоден. Он спустился вниз и вышел во двор.
Было тихо, как только и бывает тихо ночью на Украине. Где-то недалеко похрюкивала одинокая свинья. . Ильич оглянулся и заметил у дверей хлева противопожарный стенд. Острый багор удобно лег в руки. Ленин тихо откинул щеколду и почмокал. В ответ раздалось сочное чавканье и рыло жирной белой хавроньи вылезло под лунный свет. Ильич крякнул и в прыжке с хрустом вонзил багор в основание черепа. Свинья негромко пискнула и скончалась. Ильич схватил ее за уши и быстро втащил на третий этаж. Там, потратив два часа, истекая голодной слюной, он осмолил её на спичках.
Наконец, раскрыв перочиннный нож, Владимир Ильич освежевал бедняжку. Насытившись, он громко рыгнул и понес останки вниз, мокро капая на ступени кровью. Ленин засунул добычу в буфет вот утром хозяева удивятся-то, и заснул.

Действительно, хозяева очень удивились, но промолчали. Однако на третий день, после походов на кур, коров, овец и соседей, хозяева были на пределе. Тут и произошел этот неприятный случай.

Анне-Лиза, стройная, длинноногая блондинка, дочь хозяев, заправляла постель в спальной комнате Ильича. Тот сидел, раскачиваясь в кресле-качалке и потягивая пиво. Вдруг Анне-Лиза поскользнулась и упала грудью на кровать. Голова ее попала в щель между постелью и стеной, она судорожно пыталась высвободиться, яростно вращая тугими ягодицами. Ильич бросился спасать её и случайно напрочь зажал кроватью
девичью шею.
А сам Ильич никак не мог вставить даже слова в жалобные стоны Анне-Лизы. Тут вбежали родители, вооруженные топорами. Отец размахнулся и опустил лезвие на потную спину Ильича. Но тот, извернувшись как прославленный вратарь Лев Иваныч Яшин в расцвете сил, подставил под топор Анне-Лизу...

Пока длилась немая сцена, Ильич быстро-быстро убежал.
Добравшись до ближайшей станции, он продал золотые часы гостеприимного хозяина пьяному стрелочнику и купил билет до города Парижу.
Денег еще хватило на бутылку "Распутина", мадемуазель Фи-Фи и телеграмму соратникам во Франции:

ЕДУ СРОЧНО ТЧК ИЩИТЕ ДЕНЕГ ВСКЛ
ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ФРАНКОВ
ВСКЛ ЕКЛМН ПРСТУ
ЛЕНИН ЯТЬ
Ночью, сидя в жестком вагоне, Ильич меланхолично жевал свиное копыто, запивая кристально чистой водкой из Германии.

ЛЕНИН В ПАРИЖЕ
В Лувре уборщицы протирали Мону Лизу, веселые художники рассаживались на Монмартре, на Пляс Пигаль гуляли голуби, а в борделе на Рю де ля Пэ шлюхи делали утренний макияж.
Туда-то и шагал невысокий плотный субъект в кепке, с рыжей бородкой.
Ильич многое перенес за две недели, прошедшие со дня приезда в Париж. Ночевал с клошарами под мостом, играл за деньги на банджо американским туристам, прыгал с зонтиком с Эйфелевой башни за 30 франков в час. Но, наконец, партия выдала стипендию и Ленин решил развеяться после превратностей жизни.
Любому, даже самому стальному человеку требуется иногда отдых.
Ильич был принят очень хорошо и, препровожденный в номер, быстро встал к окну, протянул правую руку вперед, сжал в кулаке другой кепку и стал вещать. Проститутка испуганно ежилась на кровати. В процессе своей профессиональной деятельности она видала очень многое. Клиенты были самые разные. Но такое...
Ильич взглянул было в глаза девице легкого поведения, но в окне появилось лицо девицы тяжелого поведения Наденьке Крупской.
Будто обиженный и жаждущий вампир, она прижималась к стеклу. Ильич понял, что переборщил с расслаблением от трудов.

Дома у них вышел спор.
Ты постоянно настаиваешь на своем! кричала Надя, выливая чернила на черновики Ильича.
А на чьём же мне ещё настаивать? парировал Владимир, мочась на Надино рукоделие.
Потом они помирились, взялись за руки, словно дети и пошли впляс.
В Плясе было темно, лишь приказчик с тухлыми рыбьими глазами методично убивал мух вчерашней газетой. Счастливая чета долго озирала прилавки и ушла, купив пять литров превосходных чернил.

Ленин в Париже много писал. И как ал был рассвет, когда Ильич откладывал яйца, заботливо приготовленные верной подругой Надей с вечера, наливал себе стакан крепленого молока и залпом выпивал его, после чего жестоко страдал метеоризмом.
Просиживая днями в Публичном Доме Книги, Ленин знал, что сторицей окупятся его труды, когда пьяный в жопу комендор Огнев шандарахнет из двенадцатидюймовки по вороне, сидящей на крыше Зимнего.
Ленин мог, умел и любил работать руками, получая от этого достаточно большое удовольствие. В такие минуты он забывал обо всем, кроме зажатого потными пальцами предмета. Кончая, Ленин дул на растопыренные пальцы и приговаривал:
Наши пальчики писали, наши пальчики устали.

Ленин в Париже это совершенно удивительное явление для Парижа.

ЛЕНИН В РАЗЛИВЕ
Ленин тяжко переживал, борясь с царем в Швейцарии с группой коллег. На русском фронте громыхали пушки, а Ильич проигрывал немецкое золото в очко. Однажды, после особенно крупного проигрыша Мартову, вождь встал и произнес историческую фразу:
Пора, батенька, в Питер!
Но как? Все пути были закрыты. Лишь Германия могла пропустить большевиков. И, посовещавшись, большевики и примкнувшие к ним приняли мужественное решение ехать в Питер в запломбированном вагоне. Чем вскоре и порадовали немцев.

Вагон был готов к отправке. Спереди и сзади него пыхтели паровозы. Большевики смотрели в окна на опостылевшую заграницу.
Рабочие-железнодорожники ставили плом-бы.
Пломбы ставить негде, зло сказал мастер Курт.
Ставь одна на другую, посоветовал мастер Фриц.
Наконец начальник станции свистнул и взмахнул жезлом.
И большевики поехали.

На Финляндском вокзале их ждал кураж. Ленина поставили на броневик, который пулеметной очередью установил тишину, и Ильич, размахивая черным котелком, зачитал Апрельские тезисы В. И. Ленина.
Отовсюду, снизу вверх на вождя смотрели горячие глаза, папахи, бескозырки, черные дыры винтовочных стволов, штыки. Шел дождь, было скользко. Ленин с трудом балансировал на маленькой башне. Тут люк под его ногами стал приподниматься. Ленин покачнулся и сверзился. Люди внизу успели расступиться и Ильич плашмя впечатался в родную брусчатку.
... едрит твою мать, просипел он, выдыхая.
И это был самый животрепещущий из тезисов.
Но народ тут же взгромоздил его обратно. Ильич оглядел публику, встал фертом и открал рот.
Леннон! Леннон! раздался рев толпы.
Какой я вам Леннон, товарищи, я Ленин, возмутился Ильич, итак, в то время, когда царизм...
Леннон! Леннон! толпа ничего не хотела слушать.
Да вы что, в самом деле?! Я не Леннон!
Леннон! Леннон!
Стоявший рядом с Владимиром Ильичом Михельсон посоветовал на ухо вождю:
Не злите народ, Владимир Ильич, видите ведь скоты совершенные. Разорвут ведь, что вы как красная барышня, заладили не Леннон, не Леннон...
Да? тихо переспросил Ильич, широко улыбнулся, свистнул.
Шум затих.
Ну ладно, сказал Ленин и начал:
Yesterday... All my troubles seem'd so far away...
Толпа благоговейно внимала.

Дальше жизнь закружила колесом: митинги, несанкционированные демонстрации, Февральская революция, двоевластие...
Временное правительство издало приказ об аресте Ленина. В полночь, как всегда, к нему пришел шофер Андреев и сказал:
Товарищ Ленин, Политбюро ЦК КПСС на экстренном заседание приняло решение: вас надо загримировать. Я проведу вас к поезду. Товарищи на паровозе доставят вас на конспиративное место. До самого Разлива.
Какого разлива, московского или ереванского? по простецки пошутил Ильич.
Да нет, до Питерского.
Тут Андреев раздавил об лицо дедушки Ленина четыре подгнивших помидора, утиное яйцо и коробочку с ваксой и туго забинтовал. Со стороны стало похоже на редкую форму флюса.

Они шагали ночным городом. Где-то крикнула выпь.
Вот паровоз, прошептал Андреев, мы его на трамвайные рельсы загнали. Садитесь, Владимир Ильич!
Не садитесь, а присаживайтесь, со смешком поправил Ленин и полез в кабину паровоза.

Когда уголовные комиссары Временного Правительства обыскали локомотив на выезде из города, ничего подозрительного так и не нашли.
А Ленин в это время смеялся над ними, удобно расположившись в топке.

Какой матерый нечеловечище!

ЛЕНИН 25-го ОКТЯБРЯ
Педальный крейсер "Аврора" медленно полз по Неве. Несколько пьяных матросов, сидя на кнехтах, лузгали семечки. Комендор Огнев дремал, привалившись спиной к казеннику носового орудия. С его синих губ на палубу стекала сивуха.
На шкафут, из вентиляционной горловины, показалась чумазая голова, сплошь покрытая борщом и мурцовкой.
Митрий! Митрий, шоб ты здох! обратилась голова к лежавшему на тисовых плашках моряку.
Я не Митрий, отозвался тот.
Да какая разница, чуть не плача сказала голова, спиртяжка осталась?
Не...
А шо осталось?
Ничего нет. Все выпили.
Так начиналась величайшая провокация в истории. Большевики, бесплатно напоившие матросов и солдат, в эту ночь вывезли из города всё пиво. И когда хмель начал выходить, похмелиться было нечем.
Трубы горели! ! !

В Смольном раздался телефоннный звонок. Давно ждавший его Ильич подхватил трубку.
Смольный? спросил пропитой бас.
Угу, ответил Ленин.
Пиво е?
Ленинскую физиономию перекосила высокотемпературная ухмылка.
Не, пиво немае. В Зимнем е.
Отбой.

Дело было сделано.
Узнав, что толпы революционно настроенных матросов, солдат и уголовников взяли Зимний, Ильич приказал распечатать первый декрет, съел сушку и лег спать.
Наутро наступило жуткое похмелье.

А пива так и не было все эти долгие годы.

ПОКУШЕНИЕ
Помните, детки, как Циля Файман стала Фаней Каплан? Так вот, слушайте сюда она решила уничтожить дедушку Ленина за оскорбление действием, за моральное унижение. Она решила удовлетворить свои фрейдистские комплексы.
Для этого она вступила в глубоко противные ей эсеры. Те, поняв, какую политическую выгоду может принести им эта маленькая обиженная еврейка, сделали все, чтобы её проект увенчался успехом.
Лучшие инструкторы из Ленгли и Спецназа ГРУ обучали её приемам рукопашного боя, стрельбе и тайнописи. Из Японии прибыл опытнейший инструктор-ниндзя. Целыми днями Фаня стреляла из австрийского "Глок 17" по бюстам Ильича. Моссад прислал своего лучшего специалиста по сионистским заговорам, а ВЧК предоставило Яшу Агранова с его мистическими воинами йяхху и злотворным Колдунским Пупком. Наконец, из Мексики прислали бочку яда кураре и все было готово.

В ночь перед покушением Фаня занималась тем, что высверливала пули, заливая в них ртуть и яд кураре. И в уголках змеиных губ таилась хладная усмешка...

Вечером следующего дня Ильич выступал на заводе Конрада Карловича Михельсона. Обращенные к нему лица рабочих и работниц лучиличь восторгом и радостью. Ильич заметил тусующихся перед сценой девчонок, которые то и дело визжали, вздымая руки, а одна из них скандировала:
Я хо-чу от Ле-ни-на ре-бен-ка!
"Все-таки хорошая у нас молодежь", отметил Ильич.
И лишь сидящая в углу женщина с больным белым лицом и глубоко запавшими глазами резко дисгармонировала с тружениками. Эта женщина то и дело подносила к ноздрям столовую ложку, щедро наполненную белывм порошком, курила странно пахнущую папиросу, а из предплечья у нее торчал шприц.
"По-моему, я её где-то видел", пронеслось в голове у Ленина, "Какая-то больная. А, хрен бы с ней", резюмировал он.
Тут-то он ошибался...

Выйдя во двор после выступления, сопровождаемый благоговеющими рабочими, Ильич пошел к "паккарду".
Тут в затылок ему попала шестигранная гайка.
Не веря в случившееся, Ленин злобно обернулся и встретился глазами Фани.
Циля... прошептал Ильич.
Фаня бросила в толпу портфель, оттуда повалил газ CN. Отработанным движением она выхватила "Глок 17" и расстреляла Ильича.
Клочковатые дыры возникли в дорогом кашемировом пальто и Ленина отшвырнуло под машину. Рабочие бросились на эсерку. Та мощнейшим "маваши" сломала шею одному, большим пальцем ноги проткнула глаз другому и, отшвырнув опустошенный пистолет, выхватила нунчаки.
Схватка была кровавой. Фаня была подобна машине смерти. Один за другим рабочие теряли конечности. Наконец шофер Ленина товарищ Пукнул, чех-коммунист, исхитрился и обрушил на женскую голову монтировку. Фаню связали брючными ремнями и за волосы отволокли на Гороховую, в ЧК.

Ленина положили на заднее сиденье. Ильич был ранен в четырех местах, но, тем не менее, весело хохотал и просил воблы. Очень он был крепок смолоду.

В квартире Ленина в Кремле его встретили черные от горя Надя и Дзержинский. Они даже не успели одеться толком на Наде были черные чулки, а на Дзержинском вороненый маузер.
Я же говорил вам, причитал Феликс Эдмундович, если бы я не заменил рабочих чекистами, вас бы там просто задавили.
Так что, спросил Ленин, там все были чекистами?
Ну нет, вот Каплан, например, она же не чекистка, как-то неуверенно сказал Дзержинский.
Тут хирурги стали вытаскивать пули. Благодаря фантастическому здоровью пациента, яд кураре без последствий растворился в организме. Пули повредили все органы кроме аппендикса. Ленин впал в забытьё и от 10 кубов морфия стал бредить. Зато абстинентный синдром был устранен.

Установили, что Каплан выпустила 17 пуль. Четыре попали в Ленина одна в плечо, вторая в пузцо, третья в хлястик пальто, а четвертая оторвала значок с ликом Бонч-Бруевича. Пятая пуля разнесла колесо "паккарда", остальные не принесли особого вреда, умертвив дюжину чекистов.
Утром Ленин принял членов Совнаркома.
Просрали мы тебя, плакали фальшивыми голосами Каменев, Бухарин, Зиновьев и Троцкий.
Как же так, сладкий мой, как же так, хныкал Бонч-Бруевич.
Чуть-чуть нэ завалила Ленина эсеровка Каплан, с сожалением сказал Сталин, чуть-чуть нэ хватило.
А Дзержинский спросил конкретно:
Расстреливать будем с судом или без суда?
Что? возмутился Ильич, расстреливать женщин это не по-большевистски! Не вздумайте её просто взять и расстрелять, товарищ Дзержинский!
Какой великий гуманист, восхищенно проговорила Крупская, ангел с крыльями!
Напоследок Ленин напомнил Железному Феликсу:
Не расстреливайте её! Слышите?
У Дзержинского был абсолютный слух.

Фаню Каплан и вправду не расстреляли. Её сожгли в железной бочке.

(с) взято на ЯПе